Часть 1. Юбиляры и триумфаторы


«Бывали хуже времена,  Но не было подлей», — читает автор о 70-х гг. XIX в. Для того чтобы
убедиться в этом, ему достаточно заглянуть в один из дорогих ресторанов. В зале № 1 собрались
сановники: празднуется юбилей администратора. В числе главных достоинств юбиляра называется то,
что он не довел до разоренья население вверенного ему края. «Подвижник» не воровал казенное добро,
и за это собравшиеся выражают ему глубокую благодарность.


В зале № 2 чествуют деятеля просвещения. Ему подносят портрет Магницкого — знаменитого
попечителя Казанского учебного округа, который прославился как «гаситель наук», предлагавший
закрыть Казанский университет.


В зале № 3 чествуют князя Ивана. Дед юбиляра был шутом царицы Елизаветы, «сам он — ровно ничего».
Князь Иван увлечен водевилями и опереттой, его единственная утеха — заехать в Буфф.


В зале № 4 что-то говорят о сенате, но главное место принадлежит здесь осетру. В зале № 5
«агрономический обед» совмещен с заседанием. Юбиляр посвятил свой досуг скотоводству, думая быть
полезным крестьянству. Но в результате своей многолетней деятельности он решил, что русский народ
следует оставить «судьбам его и Богу». К юбилею скотовод Коленов награжден медалью «За ревность и
старанье», вручение которой и празднуется теперь в ресторане.


В зале № 6 чествуют изобретателя броненосцев и гранат. Собравшиеся прекрасно знают, что
смертоносное оружие оказалось никуда не годным, и даже говорят об этом прямо в поздравительных
речах. Но — что нужды им в этом? Они празднуют юбилей изобретателя…


В зале № 7 собрались библиофилы, и оттуда сразу «мертвечиной понесло». Господин Ветхозаветный
зачитывает отрывок из недавно найденных путевых заметок юноши Тяпушкина, который, «прибыв в
Ирбит, дядей был прибит». Собравшиеся восторгаются шедевром, разглядывают рукопись в лупу и
размышляют о том, что следует восстановить в России двоеточие над i. Зосим Ветхозаветный
признается, что мертвые писатели куда милее ему, чем живые. Празднество в этом зале напоминает
«пир гробовскрывателей».


Из зала № 8 слышны лобызанья и возгласы «ура!». В зале № 9 напутствуют в самостоятельную жизнь
студентов, увещевая их не предаваться анархическим мечтам,


В зале № 10 вездесущий князь Иван поднимает тост за «царя вселенной — куш». В зале № 11
собравшиеся умиляются деятельностью благотворительницы Марьи Львовны, призвание которой —
«служить народу». Но самая увлекательная беседа идет в зале № 12: здесь собралось общество
гастрономов, здесь «поросенку ставят баллы, рассуждая о вине», здесь можно без риска подать мнение
о салате.




Часть 2. Герои времени


Во всех залах продолжается бесконечное празднование и чествование, приобретающее все более
фантасмагорический характер. Савва Антихристов произносит спич в честь производителя работ
акционерной компании Федора Шкурина. В молодости «самородок-русак» дергал щетину у свиней,
впоследствии откупил у помещика угодья «до последнего лещика» и, упорно трудясь, стал





железнодорожным магнатом. Чествовать Шкурина пришли «почетные лица» в чинах и с орденами, имеющие
пай в коммерческих фирмах; «плебеи», поднявшиеся из низов и достигшие денег и крестов; погрязшие в
долгах дворяне, готовые поставить свое имя на любой бумаге; менялы, «тузы-иноземцы» и
«столпы-воротилы» по прозвищу Зацепа и Савва.


Новый оратор — меняла — высказывает мысль о необходимости учредить Центральный дом терпимости
и надеется дать этой мысли грандиозное развитие. Зацепа-столп соглашается с мыслью оратора: «Что
сегодня постыдным считается,  Удостоится завтра венца…»


Вскоре речи становятся менее связными, и празднование перерастает в заурядную пьянку. Князь
Иван провожает взглядом одного из «современных Митрофанов», в котором виден дух времени: «Он по
трусости — скупец,  По невежеству — бесстыден,  И по глупости — подлец!»



Собравшиеся осуждают прессу, адвокатов, австрийцев, судебное следствие… Суетливый коммерсант
горячо убеждает еврея-процентщика в том, что брошюрой «О процентах» тот заявил свою связь с
литературой и теперь должен направить свой талант на служение капиталу. Процентщик сомневается в
своем даровании, ему не хочется прослыть «подставным в литературе». Но коммерсант уверен в том,
что «ныне — царство подставных» и «прессой правит капитал».


Князь Иван высмеивает Берку-еврея, разбогатевшего на выгодном подряде. Он убежден в том, что
«жидовине» нипочем христианские души, когда он добивается генеральства.


Среди «плутократов» особенно заметны ренегаты-профессора. История их проста: до тридцати лет
они были честными тружениками науки, громили плутократию, и казалось, что их невозможно сбить с
пути никакими деньгами. Вдруг они пустились в биржевые спекуляции, используя для этого свои
ораторские способности — «машинное красноречье». Бывшие деятели науки стали говорильными
машинами, «предпочтя ученой славе соблазнительный металл»; они могут говорить, не смущаясь
противоречиями в собственных фразах. Эти люди принесли силу своего знания на помощь аферистам,
они готовы утверждать «всякий план, в основе шаткий», а гуманные идеи их давно не беспокоят.


Среди собравшихся заметен и Эдуард Иваныч Грош, которого вообще можно встретить в любом
собрании, с которым не надо ни телеграфа, ни газетных новостей. Этот человек может куда угодно
протиснуть взятку и выхлопотать все: закладную, моську, мужа, дачу, дом, капитал, даже
португальский орден.


В самый разгар веселого пира пьяный Зацепа-столп вдруг начинает рыдать, называя себя вором. Но у
собравшихся его откровения вызывают то же чувство, что плач гетеры, которая на склоне блудных дней
страдает о потере добродетели. Князь Иван уверен, что «ныне тоскует лишь тот, кто не украл
миллиона». Он напоминает об университетском преподавателе Швабсе, который внушал студентам
презрение к процентам, и капиталу, а потом стал директором ссудной кассы. Вспоминает он и о графе
Твердышове, который всегда страдал о голодных мужичках, а кончил тем, что проложил по пустырям
ненужную дорогу, отяготив крестьян новыми налогами.


Жиды тоже успокаивают Зацепу, убеждая его в том, что при наличии денег никакой беды и опасности
быть не может. Их обрывает оратор-философ, поднимающий тост за «русскую незыблемую честь»,
которая, по его мнению, заключается в том, чтобы «целый мир остричь вплотную разом».


Вдоволь нарыдавшись и нафилософствовавшись, герои времени садятся за карточный стол.